Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Что ты там шепчешь? – Не оборачиваясь, спросил Путилин.
– Ничего, – прошипел с досады Миша, – это я на себя.
Прошли коридором, из которого лестница вела на второй этаж, оттуда слышались приглушенные голоса. Путилин и направился туда, обходя валившуюся поперек тумбу или этажерку, резонно решив, что пристав с сотрудниками находится на месте, где совершено злодеяние.
– День добрый, Иван Дмитрич, – подполковник Тимофеев поздоровался с Путилиным крепким пожатием руки.
Приставу было немногим за сорок, бритое лицо, серые с белесыми прожилками глаза, словно выгорели на солнце, прямой нос и постоянно нахмуренные брови, между которыми образовалась глубокая морщина.
– Рассказывайте, Василий Евсеевич, что тут у вас стряслось?
– Час тому, начал по—военному подполковник, не отвыкший от точности и краткости докладов, – к купчихе Устинье Быковой явился прилично одетый молодой человек и вручил послание, якобы от ее знакомого, когда она распечатала письмо, то господин нанес несколько ударом железной трубой по голове, – он указал рукой на стол, где, в самом деле, лежал кусок ржавой трубы в вершок диаметром и длиной в пол аршина, – дело не доведено до конца только потому, что Быкова подняла крик и, видимо, преступник испугался и убежал, споткнувшись о тумбочку внизу и скорее всего ударился ногой. Соседи видели убегавшего хромавшего человека в черном пальто.
– Быкова, как я понимаю жива?
– Совершенно верно, находится в спальне с доктором.
– Она что—нибудь рассказала?
– Нет, я толком ее не расспрашивал, ждал вас, чтобы ей не повторяться.
– Тогда, если позволит доктор, хотелось бы поговорить с госпожой Быковой.
Пристав кивнул полицейскому, присутствующему в комнате, и тот вышел, чтобы поинтересоваться, в состоянии ли хозяйка принять господ из сыскной полиции.
Через минуту полицейский вернулся.
– У госпожи Быковой болит голова, но она готова рассказать все, что знает.
– Я думаю, стоит воспользоваться этой оказией, вы со мной, Василий Евсеевич?
Сквозь щели между штор в спальню проникал тусклый свет, в столице зимой рано наступают сумерки, сколько свечей горели на столике у изголовья кровати. Устинья лежала укрытая до подбородка легким цветным покрывалом, голова аккуратно забинтована, лицо в колеблющемся свете свечи казалось бледным и безжизненным, словно гипсовая маска.
– Разрешите? – заглянул в дверь Путилин, обращаясь к Быковой.
– Да, да, – слабым голосом произнёсла Устинья, судя по осунувшемуся виду ей можно было дать лет под шестьдесят, хотя только недавно она отпраздновала сорокалетие, – прошу вас, заходите.
– Не отнимайте много времени у госпожи Быковой, – предупредил тихим шепотом доктор, собирая в саквояж инструменты, – она очень слаба после перенесенного.
– Нет, – голос у потерпевшей слегка окреп, – я готова ответить на любые вопросы, лишь бы вы, господа, нашли злодея, покусившегося на мою жизнь.
Путилин взял стул и поставил ближе к изголовью.
– Вы в состоянии рассказать все, что произошло.
– Готова, – и высвободив руку из—под покрывала, потрогала повязку на голове, – спрашивайте.
– Как все произошло?
– В дверь позвонил молодой человек, высокого роста, красивый, мне показалось, он был чем—то смущен…
– Пришел же не с благими намерениями, – пробурчал пристав, но под укоризненным взглядом Путилина умолк.
– Прошу вас, продолжайте.
– Сказал, что с оказией принес мне письмо от сестры.
– От сестры?
– Да, я еще удивилась, ведь она отправляет письма почтою, и никогда, таким образом, не передавала.
– Далее.
– Я пригласила молодого человека войти и предложила чаю, он отказался, ссылаясь на нехватку времени, но предложил передать мой ответ и готовь подождать, пока я буду писать. Я повернулась к нему спиной и здесь почувствовала боль в затылке, потом еще удар, я громко закричала, что было, потом я не помню.
– Скажите, а вы живете одна?
– Нет, у меня есть служанка.
– А почему вы открыли дверь, а не она? И почему ее не было в доме?
– Сегодня я ее отпустила и осталась одна, поэтому открыла сама.
– Она давно вас спрашивала об этом дне?
– Да я уж не помню.
– Кто еще проживает в доме?
– Только я и моя служанка.
– Давно у вас служанка?
– Груша? Месяца с три будет.
– Вы ею довольны.
– О да, исполнительна, за чистотой я так не слежу, как она.
– Паспорт у нее имеется?
– Да, вон в той шкатулке, – указала рукой на изящный столик, стоящий под зеркалом.
– А прежняя ваша?
– Уехала себе в деревню.
– Скажите, какие—нибудь деньги вы храните в доме?
– В той же шкатулке, тысяч пять—шесть всегда лежат.
– А кольца, броши или другие золотые вещи?
– В шкатулке, что рядом с той, – она снова указала на столик, – которая поменьше, уточнила она.
– И на большую сумму?
– Не считала, но, пожалуй, тысяч на десять.
– Понятно, а где письмо?
– Мы его не смогли найти, – раздался голос пристава, – видимо, его успел забрать преступник.
– Конверт был подписан?
– Нет, я подумала, что сестра не стала этого делать.
– В само письмо вы прочли?
– Не успела заглянуть.
– Кто мог знать, что вы сегодня отпустили служанку?
– Никто, нет, постойте, вчера ко мне приходил племянник, сын мой сестры, он мог слышать. – Устинья удивленным взглядом посмотрела в глаза Путилина, – нет, нет, вы что, это очень воспитанный юноша, студент юридических курсов Университета. Нет, нет, я запрещаю вам думать о нем плохо.
– Не буду, – Иван Дмитриевич поднял к верху руки. – Но я обязан прояснить все обстоятельства дела, чтобы найти злоумышленника.
– Ищите, – буркнула Устинья. только мой Саша здесь не при чем.
– Скажите, у вас, наверное, есть доход?
– Есть, – все тем же тоном ответила хозяйка, – у меня торговля в Самарской губернии.
– Приносит большой доход?
– Достаточный, чтобы безбедно жить.
– Скажите. А кто наследует его при, – Иван Дмитриевич упорно буравил взглядом посеревшее лицо купчихи, – вашей…
– Так и говорите, кончине, – закончила за него Быкова. – Кто—кто племянник.
– Значит, он, может быть, заинтересован.
– Нет, я ни в чем ему не отказываю, так что забудьте о нем.
– Кто еще упомянут в духовном завещании?
– Сестра, но я ей отказываю незначительную сумму.
– И какую, позвольте полюбопытствовать?
– Пятьдесят тысяч.
Иван Дмитриевич в удивлении приподнял правую бровь.
– Сестра замужем?
– Нет, пятнадцать лет, как вдова, Саша рано лишился отеческого внимания.
Ваша сестра где, извините, проживает?
– Даша? Здесь же, в Петербурге.
– Она бывает у вас?
– Нет, мы в ссоре.
– Сам капитал сколько составляет?
– Семьсот тысяч, – и Устинья посмотрела на щель между шторами.
– Молодого человека вы способны опознать, если мы вам предъявим его?
– Конечно, – оживилась Быкова, даже потухшие глаза загорелись, – опознаю непременно, я его запомнила на всю жизнь.
– Голубые глаза и тоненькая полоска усов, словно начали только—только пробиваться и обретать цвет, тонкий прямой нос.
– Лицо круглое, худощавое?
– Скорее немного худое.
– Вы сказали высокий?
– Да, для меня все, кто выше меня, высокие.
– Он, кроме сестры, никого не упоминал или имя, какое называл?
– Увы, нет, он так невнятно представился, что я боюсь, не вспомню.
– Хотя бы попытайтесь.
– Нет, – покачала головой Быкова.
– Хорошо, тогда простите нас за вторжение, – поднялся со стула Иван Дмитриевич, подошел к столику, – вы позволите паспорт вашей служанки взять на время?
– Если надо.
– Сами понимаете, служба, – он развел руками, – и разрешите откланяться.
– Что вы об этом всем скажете? – поинтересовался пристав, когда начали спускаться по лестнице.
– Как говорится, ищите кому выгодно злодеяние, – Иван Дмитриевич о чем—то размышлял.
– Племянник?
– Не исключаю такой возможности и за более мелкие суммы люди отправляли родственников к праотцам.
– Значит, могу ехать за Сашей, как она его называет?
– Я бы не спешил, сперва стоит собрать о нем, хотя бы какие—то, сведения, какую жизнь ведет, не имеет ли долгов, кто ходит в его приятелях, а уж потом делать выводы и еще бы поинтересовался. Нет ли у него в знакомцах похожего на нападавшего человека.
– Да, Иван Дмитрич, а я все по—военному, команда «вперед» и на врага, а здесь в статской жизни все гораздо серьезней.
– Вот и сестрицей тоже не грех заняться, живет где, как и на какие средства. Это и есть следствие, Василий Евсеевич.
– Все—таки в армии проще.
– Тогда давайте, я поручу проверку племянника моим агентам, не обессудьте, но они все—таки имеют в этих делах хороший навык и никто ничего не заподозрит, в особенности тетушка.
